Борис Пастернак долго не мог решить, кем ему стать — композитором или поэтом. У Пастернака были прекрасные музыкальные способности, одновременно с учебой в гимназии он шесть лет проходил курс на композиторском факультете Консерватории. В «Охранной грамоте» он рассказывал: «Мне оставалось еще только пройти оркестровку. Говорили всякое, впрочем, важно лишь то, что, если бы говорили и противное, все равно жизни вне музыки я себе не представлял. Но у меня не было абсолютного слуха. Так называется способность узнавать высоту любой произвольно взятой ноты»
Пастернак решил показать несколько своих композиций своему музыкальному кумиру и учителю Александру Скрябину, у которого тоже не было абсолютного слуха. В последний момент Борис Леонидович загадал, что если Скрябин похвалит его и скажет, что отсутствие абсолютного слуха это не проблема, что у него самого тоже нет абсолютного слуха, что не помешало ему (Скрябину) стать прекрасным композитором, то Пастернак станет композитором — «тогда, значит, не я навязываюсь музыке, а она сама суждена мне».
А вот если Скрябин начнет говорить что-то типа — ничего страшного, и у Чайковского и у Вагнера тоже не было абсолютного слуха… то значит не судьба.
И вот с замиранием сердца Пастернак рассказывает Скрябину о сомнениях, которые его мучают — он с детства грезит музыкой, но у него ведь нет абсолютного слуха. На что Скрябин сразу отвечает: «Абсолютный слух? А Вагнер? А Чайковский? А сотни настройщиков, которые наделены им?».
Не судьба.
 |
 |
 |
 |
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →